Как Шептицкий в письме Папе Римскому сравнил жизнь при большевиках и нацистах?
Недавно Ватикан открыл историкам свои архивы и сразу выяснилось множество неприятных вещей. Как подтвердилось, Святой Престол отлично знал о сущности нацистского режима, но не пошевелил даже пальцем, чтобы его хоть как-то осудить. Даже осторожно, иносказательно.
И здесь неплохо бы вспомнить о знаменитом письме митрополита Шептицкого папе Пию XII от августа 1942 г., в котором он наиподробнейшим образом описал жизнь при нацистском режиме и даже сравнил его с большевитским. Письмо было известно и раньше, но с открытием архивов Ватикана подтвердилось, что оно тогда дошло до адресата. Как оказалось, Папа со спокойной душой прочитал и проигнорировал его, сбросив в свой архив. А ведь от описанного в письме у любого нормального человека волосы встанут дыбом. Но, как видно, не у Папы Римского...
Читая полный текст письма Шептицкого ниже, помните, что при советской власти у него были расстреляны родной брат и множество других родственников, поэтому он отлично знал, о чем писал и что с чем сравнивал.
Итак, далее полный текст письма без купюр.
Наисвятейший Отче,
Не писал Вашему Святейшеству, с тех пор как мы живем под немецкой властью, поскольку до сих пор не было достаточной уверенности, что это мое письмо не попадет в руки тех, кто не должен его читать. Имея, однако, надежду, что в недалеком будущем случится добрая оказия, пишу эти несколько слов на пробу, в надежде, что дойдут они до Вашего Святейшества.
После освобождения немецкой армией из-под большевистского ярма мы ощутили некоторое облегчение, которое, однако, продолжалось не более чем месяц или два. Постепенно немецкое правительство установило действительно невероятный режим террора и коррупции, который с каждым днем становится все труднее и невыносимее. Сейчас в нашем крае консенсус, что немецкий режим по сравнению с большевистским, пожалуй, на одну степень хуже, почти дьявольский.
Несомненно, среди немецкого руководства встречаются и порядочные люди. Иногда даже можно встретить добрых католиков, но в преобладающем большинстве все присланные к нам члены правительства — это люди без чести и веры, которые позволяют себе просто невероятные злоупотребления. К крестьянам они относятся, как к неграм в колониях. Их без всякого повода бьют и издеваются над ними; конфискуют у них пищу, которую они несут, скажем, детям в город. И все это совершается с таким отсутствием человеческого чувства, что просто тяжело поверить в существование таких людей. Но они на самом деле существуют. Знаю от верного свидетеля, что, скажем, один из шефов округа имеет страсть отбирать и бросать в реку все, что найдет в корзинах крестьян, которые направляются в город. А совершает он это во времена настоящего голода, который обостряется во многих селах перед новым урожаем. С ним ничего невозможно сделать, так как, как говорят, он имеет высокую протекцию.
Достойный доверия свидетель рассказывал мне, что лично видел, как молодой офицер СС издалека прибежал, лишь бы не упустить возможности поиздеваться над умирающим мужчиной, неизвестным, убитым полицией за то, что хотел сделать что-то, что ей не понравилось.
Не буду умножать подобные примеры, им несть числа.
Выглядит это так, будто банда безумцев или бешеных волков набросилась на наш несчастный народ. И не только крестьяне или простой люд обречены на пощечины и унижение. Самый низший чиновник, если только он немец, имеет в два-три раза большие полномочий по сравнению с высоким чиновником не-немцем, и позволяет себе раздавать пощечины, скажем, уполномоченным (прокурентам). Полицейские бьют резиновыми палками людей на железнодорожных вокзалах, даже на улицах. Случается, что они спускают на людей полицейских собак. Иногда у этих псов есть намордники, но иногда и нет.
К нам еще пока не применяют антикатолических законов рейха. Священникам разрешают учить детей катехизису в школах. Власть не слишком вмешивается в проповеди и управление приходами. Она имеет намерение урегулировать заключение браков законным путем, но не в антиканоническом смысле. Власть старается преследовать духовенство, как и прочих граждан, обращаясь к предписаниям о паспортах и к другим запретам, которыми ограничены гражданские свободы. Но при этом нам позволили открыть семинарию. Наша семинария и теологическая академия действуют почти нормально. Однако, как Дамоклов меч, над нашими председателями нависает опасность настоящих преследований. Мне не разрешают ежемесячно печатать официальный диоцезиальный орган, а значит, и публиковать пастырские письма и инструкции. Их конфискуют по малейшим поводам. Тем не менее, я сумел издать шесть довольно полных номеров, по 32 страницы каждый. Я сумел созвать диоцезиальный синод, который с большими перерывами длится уже почти год и дает мне возможность тесно общаться с духовенством диоцеза. Монастыри постепенно реорганизуются. Все это, однако, слишком маленький противовес той неописуемой деморализации, которой подверглись люди простые и слабые. Они учатся воровству и преступлениям; они теряют чувство справедливости и человечности. В пастырских письмах, как правило, конфискуемых, я протестовал против человекоубийства; однако их сумели четыре или пять раз перечитать собранию духовенства. Я объявил, что убийство человека ведет к отлучению от Церкви, которое может снять только Ординарий. Я также протестовал в письме к Гиммлеру и старался предостеречь молодежь от записи в милицию, где можно низко пасть.
Все это, однако, абсолютное ничто в сравнении с разрастанием моральной грязи, которая заливает всю страну.
Лишь к вырождению, которого еще не знала история. Дай Бог, чтобы при падении она не потянула за собою тех частей Католической Церкви, которые, может, еще не ощутили отголоска этого адского влияния.
Если преследования приобретут форму людомора за религиозные действия, возможно, это станет духовным спасением для тех стран. Существует огромная потребность добровольной жертвы крови, как епитимьи за пролитую преступниками кровь. Ваше Святейшество отказали мне три года назад в апостольском благословении, которым бы в силу своей апостольской миссии отметил бы меня и предназначил к смерти ради спасения моего диоцеза. Я не настаивал — в убеждении, что Ваше Святейшество видит дальше, чем я; мне кажется, что под большевиками я утратил наилучшую и, быть может, единственную возможность. Однако эти три года научили меня, что я еще не достоин такой смерти. Я также понял, что жертва моей жизни имела бы, вероятно, меньшую ценность пред Богом, чем молитва, высказанная ребенком. Сегодня я прошу только о специальном благословении для моих молитв и моих самоотречений. Значительная часть этих самоотречений предназначена для соборной Католической Церкви, а малюсенькая частица пусть останется для моего диоцеза и моего народа; однако эти самоотречения будут плодотворными только по благословению Вашего Святейшества и по милости Божьей, которая это благословение нам вымолит.
Поэтому, припадая к ногам Вашего Святейшества, прошу ласково преподать апостольское благословение моему бедному народу, бедному духовенству моего бедного диоцеза и мне никчемному.
